Интервью с Константином Кинчевым

– Как известно, в рок-тусовке про музыкантов всегда ходит множество различных слухов и сплетен. Одна из наиболее известных историй – про Цоя: что он живет на неком таинственном острове, решив таким образом уйти от мира. Про Вас же существует такая легенда: что Вы стали христианином после того, как, приехав на Святую Землю в паломничество, подошли к горе Фавор, и Вас туда не пустило. Это Вас так потрясло, что Вы все бросили (даже рок) и круто изменили свою жизнь. Действительно ли это так?

– Да нет, к сплетням надо относиться как к сплетням. В любой сказке есть доля правды и доля вымысла. А мифология народная на этом и базируется, и таким образом мифы и легенды появляются на свет. К определенным ситуациям, которые действительно имели место, приплетается еще что-то такое, чего и быть не могло.

Действительно, получилось так, что после того, как я впервые побывал в Иерусалиме, я принял крещение, чему несказанно рад. Удивительное состояние было в Гефсиманском саду – там такое звездное небо. Я перелез через ограду, и мысли шальные меня посетили: "Вот здесь бы остаться, и ничего мне больше не надо".

А насчет того, что я бросил рок, знаете, давайте я дам Вам послушать новые песни. Они войдут в следующий альбом...

РОЖДЕСТВО

Ясный месяц-луч

Облаком плыл.

Ночь крылатил день ото дня,

Звезды стелил по дорогам.

В осень уводил

Наш караван,

До зимы звенеть городам.

Встать к Рождеству у порога

                                             Дома.

Рождество. Снег.

Чистым январем

Духом воспрять.

От всенощной выйти другим

Снегом скрипеть до рассвета.

Да любовь нести

Прямо к весне,

Солнце вместе с нею встречать.

Благодарить песней этой

                                         СЛОВО.

Рождество. Снег.

– Эти песни, они другие, не правда ли?

– Не другие, они такие же, просто каждому возрасту свои песни.

– Когда я бывала на рок-концертах, бывало стоишь и смотришь, как молодежь воспринимает музыку: она вопит, кричит, свистит... Один раз я выходила из зала, и сзади меня один подросток говорит другому: «Ну, наорался, даже горло болит, теперь я, наверное, целую неделю говорить не смогу». Так не обидно ли свои песни, в которые вкладываешь душу, петь в таких аудиториях?

– Нет, не обидно. Я к своей профессии отношусь со всем пониманием этой профессии, со всем вытекающим негативным и позитивным. Такая аудитория, и замечательно, что она такая. Вот человек после концерта домой придет, вдруг он захочет и дома послушать, а когда дома послушает – может хоть в чем-то разберется. Моя задача – поменьше путать сознание молодежное, то есть всех тех, кто меня слушает. То есть, сжато и концентрированно доносить свою идею, мысль, которую я хочу сказать в той или иной песне. До конца ее расшифровывать, я естественно не буду, поскольку это будет отталкивающая агитация, что на мой взгляд не нужно в той области, в которой я занимаюсь.

– А меняется ли каким-то образом Ваша аудитория?

– Нет, не меняется, и не будет меняться. Потому что молодежь ищет вольной радости. Потому что люди повзрослее, они уже относятся ко всему повнимательнее, даже по той причине, что не хватает времени, а дети – они свободны, и им хочется в этой вольной радости купаться.

Поэтому за пятнадцать лет творчества нашего (нет, творчество плохое слово), за пятнадцать лет нашей трудовой деятельности...

– Может, работы?

– Да работой я это тоже не могу назвать, потому что работа - утомительный и томительный труд, а у нас труд - приносящий радость. Так вот, за эти пятнадцать лет наша аудитория в возрастном качестве совершенно не изменилась, и так уже и будет продолжаться.

Другое дело, что когда мы собирались в прошлом году на юбилейный концерт, в зале Спорткомплекса Олимпийский, который вмещает в себя 18 тысяч человек, пришли все те, кто в свое время фанател на «Алисе», и тогда разброс был значительный – от 40 и до...

– Насколько я помню, концерт был на первой неделе Великого поста?

– Ну, как-то вот, так... Да сейчас Рождественский пост начнется, – я все равно буду ездить с концертами. Я понимаю, что это грех, но жить-то и зарабатывать надо... Уже на страстную седмицу мы не играем. А тут опять попали на Успение, играли 28 августа. Соответственно, и на Рождественский пост с Нового года играть не будем. Вот как-то так я для себя решил.

Это же все такие бесовские игры со мной происходят, что доказывает мое небрежное отношение.

– Ну, если так рассуждать, может, лучше вообще рок-музыку не играть, да и вообще никакую?

– Лучше играть рок-музыку... Покуда я неофитствовал (да я, наверное, и до сих пор в этом состоянии нахожусь, но все же как-то поспокойнее стал), меня очень мучил этот вопрос: играть-не играть, и понял, что надо играть.

– Почему?

– Потому что это мое дело, и в этом деле я, посмею сказать, кое-что понимаю. Я, благодаря этому делу, не стал на преступный путь. Дарован мне этот талант, – значит вот этот талант и надо развивать, а не в сторону вести. Другое дело, что это сложно и не всегда получается. Я считаю, что не существует плохих профессий, существуют люди хорошие и плохие в этих профессиях. Хотелось бы быть хорошим...

– В прошлом году у вас были совместные гастроли с группой «Агата Кристи». Говорят, что они сатанисты?

– Да, говорили, что они сатанисты, а на самом деле Глеб Самойлов - православный христианин. Опять же, будет, наверное, как похвальба звучать, но, видимо из общений тесных он принял решение стать православным. Вот почитайте его интервью в Интернете...

И опять же я говорю: не существует плохих и хороших профессий. И я полностью согласен с мыслью, которую озвучивает дьякон отец Андрей Кураев, что не человек приходит к Богу, а Бог приводит человека.

На самом деле ведь здесь очень простой подход. Все люди стараются уличить: а вот это как? А вот это что? Почему? Не задумываясь ни о чем, они начинают судить, и сплошь и рядом идет вот этот суд.

– Что касается Вашей точки зрения на профессию, как бы Вы отнеслись к тому, что Ваша дочь стала бы рок-музыкантом?

– Так я же не считаю, что моя профессия плохая. Дело в том, что любой труд - он от Бога. Важно только в этом труде себя не потерять.

– Конечно, но рок-музыка может нести в себе разное.

– Бесспорно. А медицина, Вы думаете, не может нести разное людям? Ведь есть врачи-убийцы, понимаете? А халатность?

– Но если что-то произойдет у врача – это все же единичный случай, а на рок концерт приходят тысячи подростков...

– Ну хорошо, возьмем учителей, возьмем профессию учителя. Вот где ответственность. Он сразу может уничтожить очень много душ. Все зависит от ответственности самого персонажа, который стоит на этом деле.

А писатель, представляете? Вот сейчас увлечение повальное Пелевиным...

– А в чем же его-то вред?

– Да в том, что он сродни тем писателям-сатирикам, которые с экранов телевизоров хохмочки свои откидывают, но степень таланта иная. Он действительно талантливый человек, и, соответственно, степень ответственности велика. В его произведениях нет ничего созидательного, там очень талантливо показывается весь развал и разрушение человеческого сознания. Страдает он от этого не больно-то уж, ему это забавно, но он не понимает, что это разрушение присутствует и в нем. В этом и есть его вред. Но это опять-таки мое восприятие, и я его никому не навязываю.

– А Ваша собственная ответственность за Ваши песни?

– А как велика ответственность токаря-фрезеровщика на заводе ядерных бомб? Заклинило нестандартную боеголовку в запале – и все... Все должны быть на своем месте мастерами. А ответственность священника какова? Вы представляете? Это Вам не рок-певец. А Вы можете, положа руку на сердце, сказать, что каждый священник соответствует в своей профессии именно той, необходимой, степени ответственности?

Все зависит именно от самого человека. В рок музыке, бесспорно, есть персонажи стремные, а есть вполне достойные.

– Вы, несомненно, знаете, что у католиков и протестантов есть целый пласт христианской музыки. Такой вид творчества совершенно не популярен, начисто отсутствует и даже отвергается православными. По-Вашему, нужны ли такие песни молодежи и, в частности, православной молодежи?

– Вся та цивилизация, которую создал протестантский мир, мне глубоко противна и неприятна. Сама цивилизация. Я и Америку очень не люблю, мне кажется, в Америке наиболее христианский поступок – обличение той среды, которая воспитана в «домиках». Поэтому Мерлин Мэнсон, восстающий против всего обывательского и фальшивого, более искренен и ближе Богу (я могу ошибаться, так как не знаю, как Господь рассудит), нежели те проповедники, которые внедряются сейчас в нашу страну.

– Но в данном случае я имею в виду те песни, которые придумывает молодежь, ведь существуют даже христианские рок-группы. Вот многим детям скучно и неинтересно выучить молитву, а спеть песенку про то, как «Бог возлюбил и тебя, и меня» очень даже приятно.

– Но ведь это не затрагивает душу и не работает на воспитание духа твоего. У меня дети ходят в церковь и в воскресную школу. Маша после поездки в монастырь вообще с молитвословом засыпала, что не мешает ей слушать и рок-музыку.

– А если бы она пришла домой и включила кассету с какими-то христианскими песнями?

– Вряд ли она будет это делать. Понятно, что Бог везде, но такие песни, по сути, уводят от Бога. Получается Боженька какой-то, сусальность некая. Они получают в храме нужную строгость от хороших батюшек. В общем-то, они должны бояться...

– Так могут или не могут наши дети петь подобные песенки?

– Могут, если хотят. Но у протестантов, католиков – у них просто культура другая. У нас каждый поэт – Ахматова, Цветаева – со всеми их недостатками, они, прежде всего, очень христианские люди. Пушкин, запутавшийся Лев Толстой – наши дети все равно впитывают культуру не через какие-то умилительные песенки. Нам это не нужно, поскольку у нас есть Православие, причем оно драматично. Мистично, трагично и драматично. Мы все равно проходим через различные ложные непроторенные дорожки, поэтому преподнесение Боженьки как сидящего на облачке совершенно не к чему.

– Как Вы относитесь к духовному руководству, есть ли у Вас духовный отец?

– Хотелось бы называть отца Владислава своим духовным отцом, но не могу этого сделать, потому что многие вопросы решаю самовольно. А к старцу я тоже ездил, к отцу Николаю на Остров, но я его вообще ни о чем не спрашивал.

– А он что-нибудь Вам сказал?

– Он сказал: «Иди-иди, не задерживай».

– А как Вы поступили бы, если бы Ваш духовный отец запретил Вам петь Ваши песни?

– Вот поэтому я ему этих вопросов и не задаю. Я потому и говорю, что хотел бы его называть духовным отцом, но уж слишком многие вопросы решаю самовольно.

– Вы при этом подозреваете, как он к этому относится?

– Я даже знаю, он мне уже намекал, что пора завязывать. Лучше, мол, иди в церковь да работай.

– А Вы представляете себя на клиросе?

– Нет. Я смущать буду всех тех, кто будет рядом со мной на клиросе петь, а потом я эмоционален чересчур. Нет, не представляю, и не буду никогда на клиросе петь.

– А как Вы считаете, что мешает молодому человеку переступить через «церковную ограду»?

– Все то же самое, что препятствовало и прежде – отсутствие всего светлого, раскрытые настежь головы, неустойчивые поверхностные души. Но они, души, все такие. Душа на то и душа, и понятно, что она неустойчива ко всем прелестям сегодняшнего дня. Не хочет думать, что наступит завтра. Она подобна стрекозе, о которой дедушка Крылов написал. Нужно опять же относиться к этому с пониманием. Семьдесят лет сатанинская власть уничтожала и уничтожает на корню все те Традиции, которые создавались тысячелетиями. У нас все дети воспитаны без определенного почтения и уважения к Закону, который нам даден. Мало того, они просто его не знают, Закона Божиего, потому что и родители их тоже не знают, а сейчас и бабушки, и дедушки не знают, конечно.

И здесь велика мера ответственности на тех людях, которые дерзнули встать на самый прямой путь, то есть на путь служения, это самый тяжелый крест в нашей мирской жизни. Монахам в этом плане даже проще, а вот иереям, то есть женатым, быть тем светочем, на которого хотелось бы равняться очень сложно. Мне везло, я все время сталкивался с такими священниками...

А вот еще существует такое расхожее суждение, почему они деньги у бандитов берут? А почему не брать? А чем ты лучше бандита? Ты в себе копнись сначала. Возникают претензии... А претензии-то откуда возникают? Из-за гордыни. Человеку кажется, что он замечательный, что он на работу ходит, домой деньги приносит, пьет, но не так, чтобы очень, у него всего две любовницы, ну и что? Разве не все так живут? А вот бандит – он убивает. Вот «я» поэтому могу, а «он» не имеет право, потому что «я» хороший, а «он» – плохой. И на этом живут. А что это такое? Это гордыня, и тупое самонадеянное чванство. А все отчего? От отсутствия корня в человеке. Корень он или есть, или его нет у человека. Вокруг крепких дубов с корнями, глубоко ушедшими в землю, рой перекати-поль гоняется ветром. И этих перекати-поль гораздо больше, чем дубов. Но так было всегда, со времен князя Владимира. Да так, наверное, и должно быть, так мир устроен.

Продолжение см. в газете "Святой Покров" №5 (83)