|
Все мы знаем картину Рембрандта
«Возвращение блудного сына». Все мы знаем и Евангельскую притчу об отце,
который держал дверь открытой, пока сын его распутничал в дальних странах, и
принял его покаяние, едва он вернулся домой. И сейчас, во время Великого поста,
мы еще помним, что одно из подготовительных воскресений перед Постом называется
«Неделей о блудном сыне» – и в каждом храме звучит: «Отче! я согрешил против
неба и пред тобою...»
Среди полотен Рембрандта не так уж мало
картин на библейские сюжеты. Но именно «Возвращение блудного сына», написанное
незадолго до смерти (ок. 1667-1669), стало своеобразным итогом жизненного
пути художника (1606-1669). Сейчас это полотно находится в экспозиции
Эрмитажа.
Момент встречи
В основу сюжета положена библейская
притча. Младший из сыновей попросил у отца причитающуюся ему часть имения и,
уйдя в дальнюю страну, растратил все, живя распутно. Однажды в той местности
наступил голод, и юноше пришлось пойти в свинопасы, но свиньям в той стороне
жилось лучше, чем блудным сыновьям. И тогда он пришел в себя и сказал: «Сколько
наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода! Встану,
пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою, и
уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих...» И
он исполнил свое намерение.
Однако пересказанная часть притчи –
это преамбула, не нашедшая отражения в картине. Рембрандт избрал эпизод, когда
отец, издали увидевший сына, выбежал ему навстречу.
Дальше в притче говорится о том, что
отец велел принести дорогие одежды для сына и устроил в его честь роскошный
пир. Но это тоже осталось за пределами изображения; художник показывает только
первый момент встречи: «...и пал ему на шею и целовал его».
Так написано в Евангелии от Луки, однако
у Рембрандта отец не падает на шею сыну, композиция картины иная: отец,
обращенный лицом к зрителям, положил руки на плечи сыну, который встал перед
ним на колени. Художник знал, что сказано в притче, однако встречу отца и сына
изобразил по-своему. Более того, он пошел на еще одну вольность: центральная
фигура в композиции – сын – повернута к зрителю спиной: мы видим
затылок, согбенную спину, голые пятки и стоптанную обувь... Живописец не
иллюстратор; но почему он решил, что спина блудного сына скажет нам о его
покаянии больше, чем его сокрушенное лицо?
Притча о покаянии
Бывало так, что ученики подходили ко
Христу и просили: истолкуй нам притчу Твою. И Он объяснял им значение притч о сеятеле,
о плевелах на поле. Когда же Он рассказал историю о блудном сыне, никто не
подошел спросить Его о смысле этого повествования. Тем не менее каждый
понимает, что у блудного сына был лучший из отцов – Сам Бог. И этот Отец дал
Своему сыну – человеку – лучшее воспитание, которое только можно себе
вообразить. Но, дав это воспитание, Он не лишил его свободы воли – в том числе
свободы взять все Божьи дары и уйти в чужие края, чтобы там их растратить. А
самое главное – Он всегда ждет, что дети Его вернутся.
Истолкование притчи не отменяет ее
прямого смысла. Евангелие говорит нам и об обычном земном родителе, который
ждал своего строптивого ребенка, и об Отце Небесном, Который готов принять
покаяние каждого из Своих детей. И как слова Христа одновременно несут два
смысла – прямой и переносный, так и художник, думается, изображал не только
реальную встречу вельможи со своим промотавшимся отпрыском и не только акт
Божественного прощения, но два события сразу.
Рядом богатые одежды отца и лохмотья
сына, рядом совершенство Божества и униженность заблудившегося человека. И руки
Отца – жест полного принятия: обнять и прижать к себе. Восстановить достоинство
сына и наследника.
Может быть, поэтому лицо блудного сына
повернуто в глубокий профиль и утопает в тени. Если все мы – блудные дети
Небесного отца, то у юноши на картине должно быть много лиц. Каждый может
представить себя на его месте – хватило бы мужества признать: «Отче, я
согрешил против неба и пред Тобою».
Сыновья, а не наемники
Домочадцы и на картине Рембрандта с
удивлением смотрят, как отец прижимает к себе бродягу: «Сын мой был мертв и
ожил, пропадал и нашелся». Сложно сказать, есть ли среди тех, кто смотрит
из сумерек в глубине картины, старший брат раскаявшегося юноши. Но все
понимают: тот, кто пришел, будет поднят с колен и принят не в наемники.
Отец не дает сыну договорить
заготовленную фразу: «Прими меня в число наемников твоих». Святые
говорят, что если мы делаем угодное Богу из страха наказания, то служим Ему,
как рабы, если ради желаемой райской награды – как наемники, но если в полном
согласии с Его волей – как сыновья, то есть человек может всю жизнь оставаться
для Бога старательным и благонамеренным наемником и, пожалуй, не лишится
обещанного вознаграждения. Но призывается человек к тому, что выше простого
ожидания награды. Он призван «прийти в себя» – именно это сделал блудный сын у
свиного корыта в дальней стороне. И осознавшему свое истинное положение
человеку его Отец возвращает его сыновнее достоинство, дает перстень на руку и
лучшую одежду и о нем приглашает веселиться всех своих близких.
Рембрандт показывает нам отца с точки
зрения сына – за мгновение до того, как он пал на колени и спрятал лицо в
складках богатой одежды. И хотя притча, как кажется по ее названию, о сыне, нам
и не так важно видеть его лицо – лицо мы можем увидеть в зеркале. Важно видеть
лицо Отца, выбежавшего навстречу ребенку. Зритель перед картиной – как блудный
сын перед отцом – оказывается словно в момент выбора: в последний момент
отступить, не поверить в прощение на лице старца, или все же решиться и
произнести слово покаяния.
И если сейчас мы оглянемся и увидим себя
на поле среди стада свиней, у корыта, наполненного рожками, то стоит сказать:
«Встану и пойду», пройти путь Великого поста (вряд ли сын добирался домой
быстрее и легче), почувствовать на плечах руки Отца.
Да, отец велел заколоть откормленного
теленка и сказал: «Станем есть и веселиться». Но пир и заздравные
возгласы остаются за рамой картины, а на полотне – тишина. Не слышно слов – уже
произнесено признание младшего сына, еще не зазвучали упреки старшего; молча
прижимает к себе обретенного ребенка отец. Именно этот высокий и бесстрастный
момент – соприкосновение с Вечностью – выбрал художник.
Александра Сопова
| 
